Алматинский Свято-Никольский собор поистине можно назвать духовной жемчужиной города. Недаром  блаженный Илья - угольник, почитаемый верненцами за свою богоугодную жизнь, предрекал, что церковь эта простоит до скончания века и останется верной Православию. Со дня освящения Никольского храма в нем служили и молились священники, архиереи, ныне прославленные  в лике новомучеников и исповедников Российских.

Мощи же пострадавших служителей Никольского храма - протоиереев Александра Скальского, Стефана Пономарева  и Филиппа Григорьева не явлены до сего дня, но почитание этих святых никогда не прекращалось в народе.

Николо-Кучугурские священномученики Александр, Стефан и Филипп

Отец Александр много времени проводил в Никольской церкви. Он был женат, но семейная жизнь его не сложилась. Жена оставила его, детей он не имел и жил один в одной из комнат при Никольском храме.  И в церкви, и в церковном дворе не было ни одного уголка, где бы не чувствовалась его, по-хозяйски добрая, рука. И вся церковь была в цветах, и весь двор - три большие аллеи - были засажены всевозможными цветами и деревьями.

Отец Александр все время ходил  в дома обездоленных, больных и морально опустившихся людей. Он болел за всех, и если узнает, что у кого-то несчастье, он пойдет, утешит. Он был очень милостивый, внимательный, его все вдовушки знали, и он знал всех сирот, которые в городе есть.

Он очень любил торжество, любил, чтобы стройно и полнозвучно пел хор, чтобы чтец читал громко и внятно, чтобы в церкви было много света, и сам он всегда был радостным, веселым, громкоголосым. И когда он подавал возглас, голос его, звучный и сильный, летел по всему храму.

В 1917 году в Никольскую церковь был назначен и отец  Стефан Пономарев. Он имел совершенно иной характер: был всегда молчалив, погружен в молитву.

Протоиерей Александр Скальский и диакон Стефан Пономарев

В первую мировую войну, во время боевых действий, отец Стефан долгое время находился в окопах. Была весна, шел дождь и мокрый снег, наполняя окопы водой и грязью. Из окопов батюшку вытащили едва живого, доставили в госпиталь, прооперировали и удалили носовые хрящи, отчего у отца Стефана деформировалась перегородка носа. Рассказывали, что прежде отец Стефан, имел красивую наружность и гордый нрав. Вернувшись с фронта, он сказал: " Бог шельму метит. Вот и меня Господь пометил и присмирил".

С того времени отец Стефан страдал от головной боли. Особенно тяжело ему приходилось зимой, когда стояли морозы и в Никольской церкви при богослужении покрывалась инеем металлическая богослужебная утварь. Отец Стефан во избежание простуды покрывал голову шерстяным шарфом. "Хотя священникам не полагается, - говорил он, - но у меня такие боли, что я вынужден шарфом закрывать голову. Когда голова закрыта, боль немного утихает".

У отца Стефана не было детей, но жена его Прасковья Кузьминична, беззаветно любила его, но побаивалась за его строгость. Видя, что трудно отцу Александру жить одному, о. Стефан уговорил поселиться в его доме.

В подвале Никольской церкви о. Александр приютил насельниц закрытого в  1921 г. Верненского Иверско-Серафимовского монастыря. Здесь матушки жили по-монастырски: вычитывали правило, пекли просфоры, пели на клиросе, продавали свечи.

А  20-30 г.г. в Алма-Ате был пересыльный пункт ГПУ НКВД, куда отправляли заключенных со всей страны. Одних этапами гнали по степям, других привозили в поездах. Летом многие погибали от жары, зимой - от холода. В Алма-Ате прибывшие получали распределение по лагерям и ссылкам. Ждать направление приходилось по нескольку дней.  На это время ссыльным было негде устроиться: на квартиры их не брали, боялись. Голодные и измученные, они приходили в Никольскую церковь. Так вот матушки эти никому не отказывали, всех принимали, кормили, обстирывали и обирали вшей. Ссыльных устраивали в подвале храма, где стояла русская печь. Не было случая, чтобы там не ночевали ссыльные.  Причем не было случая, чтобы кто-то заболел тифом или дизентерией.  Отец Александр, беспокоясь о том, чтобы у ссыльных и обувь была, и одежда, на все нужды давал деньги матушкам, хотя особо доходов и не было.

Приходили и сосланные в Казахстан епископы, священники, монахи.  Отец Александр никому не отказывал. И всегда говорил о монашествующих: "Я так их люблю! И монахов, и монахинь!" 1929 г. при церкви поселились ссыльные: епископ Алма-атинский Лев Черепанов, епископ Герман (Вейнберг), игумен (впоследствии архимандрит) Феоген (Козырев) и Филипп Григорьев, который позже разделит с  о. Александром горькую  участь. Калмык по национальности он служил в Троицкой церкви Алма-Аты до тех пор, пока она не стала обновленческой. Не пожелав переходить в раскол, он стал проситься к отцу Александру Скальскому в Никольскую церковь, и был радушно принят.

На Литургии владыка Герман благословлял ссыльных священников причащаться в алтаре в полном облачении. И нередко алтарь в те страшные и смутные времена был переполнен духовенством - от диаконов до архиереев.

Конечно,  священники Никольского собора понимали, что, помогая ссыльным, они навлекают на себя гнев "власть предержащих" и ожидали скорого ареста.  9 дек. 1932 г. их предупредили об аресте.  В этот день, вечером,  владыка Герман с собором духовенства совершил Всенощное бдение. Пер хор из ссыльных певчих, оперных певцов. На службе молился спустившийся с гор странник Виктор. Служба шла по-особому празднично, и Господь в этот вечер в переизбытке согревал Своею Благодатью каждое обращенное к нему сердце, наполняя теплотой и радостью обессиленные от бесконечных мытарств людские души.

Когда служба закончилась, пришли красноармейцы и, громко ругаясь, начали стучать в окна и двери. Все уже были готовы к аресту. Из сестер они арестовали только инокиню Параскеву (Буханцеву). Пока красноармейцы считали деньги у свечного ящика, из храма тихонько вывели странника Виктора.  Утром церковь была уже опечатана.

Николо-Кучугурских протоиереев Александра, Стефана и Филиппа с месяц допрашивали  допрашивали в ГПУ. Потом их всех троих направили в санпропускник, т. е. в баню. Там их хорошо напарили, затем посадили в кузов открытого грузовика и повезли по морозу в городскую тюрьму. Сильно простуженные, в тюрьме они сразу заболели сыпным тифом. Их перевезли в тифозные бараки (бараки эти были расположены на нынешних улицах Байтурсынова и Айтеке Би, где сейчас находится морг, а в то время туда свозили тифозных со всего города).

Первым умер отец Филипп - 17 января. Вторым - отец Стефан - 18 января. Сестры надеялись, что отец Александр выживет. Но и он умер 20 января 1933 года.

В тюрьме дали разрешение забрать тела и хоронить, но тихо, пригрозив "всех перестрелять". К тому времени на горочке, близ  колокольни, образовали лагерь для раскулаченных. Заключенные жили в холодных и сырых бараках. Был голод, людей заедала вша, и они умирали там, как мухи. Днем заключенные работали, а ночью копали могилы и не успевали выносить мертвецов. Так и стала эта горочка к январю 1933 года кладбищем лагерных узников.

Отца Филиппа там и  похоронили. Отца Стефана некому было забирать и хоронить. Ссыльный священник о. Афанасий и староста Шахворостов прямо на улице, среди сугробов помазали тело елеем и одели в лучшие облачения, вынесенные через лаз опечатанного храма. Сестры двигали его гроб по снегу к могиле о. Филиппа. Земля была застывшая, поэтому  в свежей могиле о. Филиппа сделали подкоп и просто гроб задвинули туда.

Так же хоронили отца Александра. Так же облачили на церковном дворе, отдали санитаркам одежду,  на ту же телегу поставили гроб и повезли отца Александра на ту горочку, которую он сам для себя когда-то предсказал. Снова к могиле о. Филиппа сделали подкоп в другую сторону и опустили в него отца Александра. Отцу Стефану было 53 года, отцу Филиппу - 62 года, отец Александр умер в 66 лет.

КОВШОМ ЭСКАВАТОРА

Память о священномучениках протоиереях отце Александре, отце Стефане и отце Филиппе свято сохранялась в сердцах благочестивых жителей г. Алма-Аты. На их братской могиле монахинями была положена каменная надгробная плита с высеченной на ней надписью. И несмотря на то, что с послевоенных лет лагерное кладбище стало постепенно превращаться в один из жилых районов города, на каждую Радоницу монахини и прихожане Свято-Никольского собора приходили на могилу пастырей, зажигали свечи и негромко, чтобы не беспокоить близ живущих, пели пасхальный канон, возвещая усопшим радость о воскресшем Господе. Облюбовавшие горочку жильцы неоднократно сбрасывали плиту с могилы в овраг, но матушки снова и снова старческими усилиями втаскивали на гору камень и устанавливали его на дорогую им могилу.

И однажды, в 60-е годы, прихожане, придя с пасхальным приветствием на могилу исповедников, не нашли ни плиты, ни могилы. С вершины горы были скинуты все остававшиеся на ней памятники, и трактор сравнял с землей последние могильные холмы, напоминавшие о кладбище лагерных узников. В дальнейшем, при прокладке дороги, проведении газопровода и высоковольтной линии врезался в землю ковш экскаватора, выворачивал из пласта земли кости, черепа, остатки гробов и вперемежку с камнями, корнями и глиной ссыпал их в кузов самосвала, который увозил их - куда? - неизвестно.

Время брало свое. Монахини одна вслед за другой поумирали, горочка все больше застраивалась особняками.

В 1993 году на запрос архиепископа Алма-Атинского и Семипалатинского Алексия в горисполком об эксгумации останков священнослужителей на бывшем кладбище, а теперь на Кирпичнозаводской улице и, в случае обретения,  перенесения их в склеп, выстроенный во дворе Свято-Никольского собора, получен  был положительный ответ.

При раскопках на предполагаемом месте их захоронения были обнаружены остатки полуистлевшего гроба с находившимися в нем человеческими останками. При погребенном были найдены хорошо сохранившийся медный крест на ветхой тесьме и две медные монеты с датой чеканки 1930 и 1932 год. При дальнейших поисках с правой и с левой стороны от первой могилы были обнаружены такие же полуистлевшие гробы с человеческими останками. Но ни в первом, ни во втором, ни в третьем захоронении не было предметов, свидетельствовавших о священном сане погребенных - ни наперсных и напрестольных крестов, ни Евангелия, ни кадильниц, которые в 1933 году были положены пастырям при погребении. Стало ясно - при изменившемся до неузнаваемости вследствие строительных работ рельефе горочки  была обнаружена иная могила жертв тех же 30-х годов находившегося здесь сталинского концлагеря. Было решено перенести останки в склеп Никольского собора, поставить над ним памятный поклонный крест, у которого, как у символа жертв репрессий, служить панихиды с поминовением имен казахстанского духовенства и мирян, пострадавших в годину испытаний, выпавших на долю Святой Православной Церкви в ХХ веке.

В этот же период, люди, работавшие над составлением жизнеописания кучугурских священномучеников, время от времени приходили к Анастасии Нагибиной, чья память сохранила для нас события тех отдаленных дней. В одно из таких посещений Анастасия Степановна сказала: "Все это время я пыталась вспомнить, почему о. Александр так желал быть похороненным на этой горочке, и, углубляясь памятью в события того времени, вспомнила, как однажды, там же на колокольне Никольской церкви, он, смотря на горочку, вдохновенно, с душевным трепетом и простирая руки в сторону горной возвышенности, сказал: "Как придет Господь во славе для праведного суда на землю, а я на горе восстану, я первым встречу Его и стану высоко над городом, и устремлюсь к Нему и скажу: "Господи! Господи! Вот я!"

дальше...

1. ВСТУПЛЕНИЕ

 2. ПОД КОЛЕСНИЦЕЙ СМЕРТИ

3. ГОРОД ЯБЛОНЕВЫХ ЗОРЬ. Алматы. свт. Николай

4. «Господи! Господи! Вот я!» Свв. Александр, Стефан и Филипп Кучугурские  

5.  МИТРОПОЛИТ ИОСИФ ЧЕРНОВ - ЦЕЛАЯ ЭПОХА

6.  О ПОДВИГЕ НОВОМУЧЕНИКОВ

7. ЗАИЛИЙСКИЙ ФАВОР. Серафимо-Феогностова мужская пустынь в Аксайском ущелье г. Алматы

8. ВСЕГДА ЛИ НАДО УМЕРЕТЬ, ЧТОБЫ СТАТЬ МУЧЕНИКОМ

9. СВЯТЫЕ ЗЕМЛЯКИ, СРОДНИКИ НАШИ. Верненские (аматинские) священники

10. ТАЛДЫ - КУРГАН. Станция Уш-Тобе

11. МЫ БУДЕМ ЖИТЬ. АЛЖИР - АСТАНА

12. МАТЕРИНСКОЕ «СПАСИБО»

13. ОСТАТКИ ЛАГЕРЯ АЛЖИР

14. КАМЫШИ, КАМЫШИ.... ОКОНЧАНИЕ части 1