Чин Торжества Православия, который совершается в первую неделю Великого поста, был установлен в память окончательной победы над иконоборцами, и особое место в нем занимает чин анафематствования. О смысле и значении анафемы, а также о связанных с ней парадоксах размышляет священник Константин Камышанов.

Богослужение в Неделю Торжества Православия. Фото: stcaterina.com

Торжество Православия – многослойный праздник. Его «придумал» один византийский император, победивший персов. Посоветовался с Патриархом. У Святейшего была своя тема – победа над иконоборцами, которая ему казалась величайшим событием в истории Церкви. Настолько большим, что он предложил считать его целым Торжеством Православия. Хотя победа над арианством – не меньшая, если даже не более крупная победа.

В этом нет ничего уникального. У нас так «придуман» народный праздник День семьи с завязкой на память прп. Петра и Февронии.

Тогда точно так же государство и Церковь, слившись в едином порыве, ввели этот двухвалентный праздник. Далее на его празднование наложился выразительный чин Анафемы, и разобраться в том, откуда что произошло и почему все это, стало совсем не просто.

Остановимся на самом сложном в восприятии элементе Дня Торжества Православия – анафеме. История анафемы весьма богата и часто парадоксальна.

Анафема в том или ином виде была везде и всегда. Все народы имели подобный инструмент – отлучения от общения с народом и небом.

В русском языке «анафема» означает проклятие или ругательство, стоящее рядом с другими ругательствами типа «антихрист» и «ирод», в которых содержание давно уже оторвалось от первоначального смысла. Первоначальный смысл анафемы – совсем не проклятие. Вместе с тем из истории анафем мы видим, что эта грань не всегда соблюдалась.

История анафем яркая и богатая. Предавали анафеме святителя Афанасия Великого. Анафематствовали Иоанна Дамаскина. Угодила под анафему целая плеяда патриархов. Испанцы отлучали борцов за королевский престол. Русские – ныне забытого ничтожного, по нынешним меркам, Гришку Отрепьева, героя Украины – Мазепу, каких-то Акундинова и Тверитинова, которых теперь и знать никто не знает. Предали анафеме старообрядцев, украинского «митрополита» Филарета, сторонников экуменизма, двуперстное знамение, священника Глеба Якунина, профессоров Ленинградской духовной академии и даже журналиста из Пскова Олега Дементьева, досадившего какой-то матушке. Святейший Патриарх Тихон предал анафеме тех, кто творит «кровавые расправы» (избиение «ни в чем неповинных и даже на одре болезни лежащих людей», совершаемое «с неслыханною доселе дерзостию и беспощадною жестокостью, без всякого суда и с попранием всякого права и законности»). Зарубежники отлучили от Церкви мертвого Ленина. 

Анафемы налагались, сменялись, так, что все запуталось донельзя. Например, анафема была снята с Емельяна Пугачева накануне казни. В 1971 году Русская Церковь сняла осуждение со старообрядцев, а старые русские обряды, в том числе двуперстие, признала равночестными новым и спасительными. И таким образом дала повод думать, что анафема номер один была ошибочной и пристрастной. Анафему сняли при том, что староверы и не думали каяться перед «мирской» церковью.

Анафема – слово страшное и ругательное. Как ни объясняй народу, он воспринимает его как проклятие в этом веке и веке будущем. Иначе как можно понять проклятие мертвого Ленина и Мазепы, которым наши земные дела давно уже безразличны?

На самом деле анафема не проклятие, а отлучение от Христа и Церкви. Например, Льва Толстого никто никогда не проклинал и не отлучал. Он отлучил себя сам. Великий писатель сам долго и упорно заявлял о своей непричастности Церкви, Христу и Святой Троице, про которую написал глупую статью с вопросом о том, а почему в Троице не семнадцать с половиной лиц? Граф в богословии и философии был не силен, судил о том, в чем совсем не соображал, и делал из этого публичные поступки, всячески декларируя свой выход из общения с Церковью и Христом. Это его право.

Де-факто он сам себя отлучил, скандал вышел оттого, что Толстой «внезапно» удивился вполне логичной реакции Церкви. Но тут нюанс. Де-юре Церковь побоялась общественного резонанса, и самоотречение энергичного литератора произошло завуалированно, и зафиксировано не установленным порядком публичной анафемы, а запротоколировано через вялое «каноничное определение». Впрочем, самому графу от этого было не холодно и не жарко.

Католики тоже не сидели без дела и прокляли Жанну д’Арк, масонов и Фиделя Кастро. А потом внезапно уничтожили само понятие анафемы. Теперь у них анафемы нет в принципе.

Иудеи предали херему Баруха Спинозу и своих реформаторов.

Так или иначе, но встают вопросы: насколько эти отлучения обязательны для Бога? В праве ли Церковь совершать поступки, выглядящие как проклятия, да еще впопыхах в угоду сиюминутным политическим видам и под влиянием субъективного запала? Где Торжество Православия и где анафема профессорам Ленинградской академии и Ленину, и какому-то Акундинову? Почему проклят Мазепа, не отрекавшийся от Христа, и не прокляты русские цареубийцы восемнадцатого и двадцатого веков, в вере которых есть большие сомнения? И зачем это вообще нужно – в конце литургии устраивать хоры с этим драматическим пением, не обязательным в других Православных Церквях?

Как-то нет единого порядка во всем этом деле.

Вопросы к анафеме есть и сегодня. В наших новых реалиях: считается ли анафемой добровольное устранение от жизни в Церкви, которое по сути дела является состоянием анафемы де-факто? Значительная часть наших сограждан пребывает вне Церкви и Христа. Пусть Церковь не заметила отпадения от обетов крещения, но Бог все видит и знает об этом самоотлучении. Надо ли юридически фиксировать положение подобного «христианина» или, если он не лезет на рожон, то махнуть на него рукой? Подлежат ли анафеме крещенные в детстве коммунисты или сатанисты? Или сейчас, в угоду политической обстановке, снова лучше промолчать и громить с кафедры вместо коммунистов археологический и туманный образ забытого Ария?

Ответы просты. Сам Господь Бог анафематствовал Адама и Еву, исключив их из высокого общения и выгнав из Рая, отлучил от ангельской жизни среди духовного мира. Сатана сам себя анафематствовал. Если рассматривать анафему как право жить без Бога, закрепленное договором, то она несомненно имеет место. Причем этот договор вполне может быть инициирован как человеком, так и Богом. Церковь в данном случае выступает лишь только как нотариус, закрепляющий разрыв отношений человека с Богом и обеспечивающий публичное распространение информации в народе. Все как в государстве. Принят закон и опубликован. Раньше интернета и газет не было, поэтому оглашали эти события громогласно и там, где собирался весь народ – в храме. Это как срабатывание сигнализации при переходе границы Рая и ада.

При всем том, что Церковь может ошибаться как в случае со старообрядцами или Василием Великим, несомненным остается факт того, что отпадение от Церкви и от Бога приводит к катастрофическим последствиям для человека. Он, уйдя от Бога, приходит в ад. Это его право. А право Церкви – предупредить народ о том, что существует ряд преступлений, которые делают его противником Бога и ставят его в один ряд с бесами – такими же врагами Бога. Бог никого не считает Своим врагом. Но кто-то вполне может таковым себя назначить, и с этим ничего не поделаешь.

Церковь не может распоряжаться властью Бога судить и миловать. Она не может проклинать и вместо Бога заранее определять в ад или в Рай людей. Божии суды никому не подвластны. Да никто в них и не вмешивается.

Сам Христос говорил о тех, кто не желает жить с Богом, что да будут они верующим как язычник и мытарь. У нас к налоговым инспекторам отношение спокойное, но вот общаться с духовно заразными людьми действительно опасно. И в самом деле, как в хирургии, гниющий орган разумнее отрезать, чем заразить весь организм смердящим ядом. И этих опасных людей Церковь маркирует: «Опасен».

Сам Христос дал власть священникам вязать и разрешать грехи. То есть делегировал часть Своих судебных полномочий служителям престола. Не факт, что неотпущенные грехи послужат причиной осуждения на жизнь в аду. Так раньше в сложных судебных случаях граждан Рима отправляли на суд императора. Но предстать перед царем мира в путах грехов – не самый лучший повод для личного знакомства. И анафема в этом случае – крайне невыгодная аттестация, которой лучше избежать, чем приобрести.

Временное связание до Страшного суда употребил апостол Павел:

Есть верный слух, что у вас появилось блудодеяние, и притом такое блудодеяние, какого не слышно даже у язычников.

И вы возгордились, вместо того, чтобы лучше плакать, дабы изъят был из среды вас сделавший такое дело.

А я, отсутствуя телом, но присутствуя у вас духом, уже решил, как бы находясь у вас: сделавшего такое дело, в собрании вашем во имя Господа нашего Иисуса Христа, обще с моим духом, силою Господа нашего Иисуса Христа, предать сатане во измождение плоти, чтобы дух был спасен в день Господа нашего Иисуса Христа.

Так же сурово, с той же уверенностью и смелостью во Христе, он поступил по отношению к Именею и Александру, о которых он говорит:

– Иже предах сатане, да накажутся не хулити.

Или как у апостола Павла:

– Мне не подобает сидеть прежде пресвитера, ибо он может предать меня сатане, в измождение плоти, чтобы дух спасти.

Или у Златоуста:

– Пусть никто не презирает узы Церкви, ибо вяжущий здесь не человек, но Христос, даровавший нам эту власть, и Господь, сподобивший людей такой великой чести.

Итак мы видим, что анафема может быть простой констатацией факта безбожной жизни. С другой стороны, апостолы и Церковь могут оставить человека связанным и даже отдать под арест сатане, до Страшного суда, где Бог Сам решит, что Ему делать с такими людьми, как Ленин, Иуда, Пилат, или простой блудник и лихоимец, который чихать хотел на все святое.

Сейчас, конечно, никого не удивишь жизнью вне Церкви и вне Бога. Мы живем среди таких людей. И многих из них можем видеть как вполне благополучных и успешных граждан, вполне довольных собой и своим положением. Им наша анафема в диковину и выглядит дурным тоном и анахронизмом, мешающим светскому общежитию. А что? Адам тоже жил довольный собой и ни о чем таком не думал, как вдруг грянул гром Божией анафемы.

Оперные партии на чине анафемы могут нравиться, а могут нет. И все это извещение народа в стиле произведений композитора Мусоргского может вызывать недоумение и неприятие. У нас один из прежних рязанских владык как-то устроил такую оперу в соборном храме. Собрали священников со всей епархии. Они стали рядами и обомлели от барочного театрального пения. Выходя, кто-то из них, вздыхая, проронил:

– Хованщина.

Но не надо выплескивать с водой ребенка. Все имеют право на ошибку. И мы. И священноначалие, иногда уступающее царям или в конъюнктурном запале анафематствующее староверов. Время и Бог все расставляет на свои места и восстанавливает правду.

А правда в том, что Бог есть. И Адам был выпровожен из Рая. А потом был провожен смертью с лица земли в ад. И ничего хорошего он там не видел до той поры, пока вереи ада не разрушил Христос. Есть царство Божие. И есть царство сатаны. И никто их не отменял, даже личный успех и видимость благополучия.

Публика может сердиться на то, что епископам и священникам Бог дал больше прав, чем простому мирянину. Ей может быть неприятна власть над собой тех, кого выбрал Христос. Но кроме права вязать грехи, у священников есть право и разрешать их.

Анафема не является таинством. Как и не является таинством отпевание или панихида. Народ часто думает, что отпевание – это пропуск в селения праведных, а оно по большей части служит для утешения родни и является молитвой о помиловании усопшего. Так и с анафемой. Она не проклятие в веки вечные. Это только служебный информационный чин. Действие анафемы не является таким же необратимым, как действие крещения, когда раскреститься уже нельзя. Последствия анафемы вполне устранимы при покаянии.

Много прекрасных даров у Бога. Есть дар прозорливости. Есть дар исцелений и чудотворений. Но самый поразительный и самый ценный – давать человеку прощение грехов. Прощеная душа принимает в себе Бога и сама входит в Бога. Исцеления, прозорливость и чудотворения только способствуют этому состоянию, и поэтому должны считаться меньшими дарами. А прощение грехов дает гораздо большее – здоровье души и право иметь жизнь со Христом.

Хорошо, что у Бога есть верные и честные помощники, которым он доверил Свой частный суд. Церковный суд гораздо милостивей любого земного суда. Но если уже и он приходит к убеждению об анафеме, то убойся, человек. С кем ты судишься? С Церковью? С Богом? Но это совсем никуда не годится. Это значит – совсем потерять ощущение реальности и пребывать в опасной дерзости и наглости.

У анафемы нет задачи убить душу. У Бога не одни только сладости для реализации проекта «мир». У Него есть и иные инструменты, которые нам могут показаться похожими на оружие или лекарство. Ангел, стерегущий Рай, также имеет грозное оружие – то, что мы условно называем «пламенным мечом». У анафемы – функции последнего хирургического метода лечения человека и соблюдения здоровья Церкви. Анафема – лишь только один из грозных инструментов охраны нас и Рая от сил ада.

На самом деле анафема – очень редкое лекарство. И людей, к которым она была применена, было очень мало. Да даст нам Господь Бог ум, размышляя об анафемах, задуматься о том, что Рай и ад начинаются уже здесь, при нашей жизни, и граница Рая и ада проходит по нашей повседневности. И дай нам, Господи, благодать, чтобы всем естеством своим ощущали, что нет жизни лучше и краше, чем жизнь вместе с Тобой и с братьями христианами.

Благо есть славить Господа и петь имени Твоему… Насажены Твоей рукой, Они цветут в дворах Господних; Ты охраняешь их покой От духов тьмы и преисподней.

Теги:

анафема, Камышанов, отлучение от Церкви, Торжество Православия

Священник Константин Камышанов | 5 марта 2017 г.

Источник: журнал «ПравМир»