Епископ Иона — о том, что священник думает о кающихся, и почему надо исповедоваться особенно в «повседневных» грехах.
фото протоиерея И. Пчелинцева
Священник с Христовым сердцем
В подготовительные недели к Великому посту в воскресных апостольских и Евангельских чтениях мы слышали замечательные слова, которые так или иначе говорили о таинстве исповеди, о покаянии. Все эти слова применимы к каждому из нас, и особенно те, что самокритично писал о себе апостол Павел: «Несчастный я человек! Доброе, что я хочу, не делаю, а злое, чего не хочу, то делаю». И еще: «Все мне позволено, но не все полезно. Все мне позволено, но ничто не должно обладать мною» (1 Кор. 6, 12).
Мы также и о себе можем сказать, что хотим делать доброе, хотим быть настоящими христианами, хорошими людьми. Но зачастую и по вражьему наущению, а больше по нашему нерадению и по отсутствию решимости остаемся такими же, какими и были — людьми, носящими на себе печать первородного греха, живущими больше по плоти, чем по духу.
Это тяжело осознавать. Прискорбно понимать, что мы не имеем свободы Божией, свободы от греха, и нами обладает то, что нам не полезно. Но есть путь, который обязательно приведет к изменению, к возвращению к нашему Создателю и Творцу. Это путь блудного сына — путь покаяния.
Знаете ли вы, что во время совершения таинства исповеди благодать Божия действует не только на того, кто кается, но и на священника? В этот момент он мистически, таинственно изображает самого Христа и так же, как и Он, радуется об одной заблудшей овце — больше, чем о девяноста девяти не заблудших.
Получается такой духовный парадокс: чем более тяжкие и страшные грехи исповедует человек, тем теплее и с расположением относится к нему священник. Потому что в этот момент у священника сердце Христово, он воспринимает кающегося как блудного сына, который вернулся к своему Небесному Отцу, и переживает за него значительно больше, чем за тех, кто, быть может, и не грешит особо, но и не имеет такого сокрушения, мужества и решимости покаяться, изменить себя.
Если сражаешься, всегда будут раны
Часто спрашивают: почему мы, даже исповедавшись, вновь и вновь впадаем в одни и те же грехи? Почему, приходя в Церковь, мы избавляемся от смертных грехов, каких-то явных страстей, но повседневные прегрешения остаются с нами? Почему Господь сразу не изменит нас? Раз так, может быть, и исповедоваться не нужно?
Но Господь — сердцеведец и не хочет нашей погибели. Одним из самых страшных является грех высокоумия: мы слышали о нём в притче о мытаре и фарисее. Ведь фарисей действительно был праведным человеком, добродетельным, практически не грешил, однако его погубило самолюбование, превозношение и то, что он стал сравнивать себя с другими.
Так же и мы. Наверняка каждый замечал: когда сделаем что-то доброе, или лучше помолимся, или поможем ближнему, начинаем тут же любоваться собой. Причем, видим, что любуемся и превозносимся, но все равно не можем отогнать от себя это плохонькое, но приятное чувство, которое на самом деле является грехом, отдаляющим нас от Бога.
Именно поэтому — чтобы наше сердце не стало гордым, окамененным и фарисейским — Господь по Своему человеколюбию зачастую попускает нам впадать в те или иные грехи. Чтобы мы видели, как немощны и слабы, и что делать что-либо доброе можем только с помощью благодати Божией.
Бывает, человек всю свою жизнь борется с каким-то грехом, возможно, даже не с одним, а с многими страстями, и они возвращаются к нему вновь и вновь. Но не нужно отчаиваться. Господь сказал: «В чем застану, в том и сужу». И если Он застаёт нас в борьбе — когда, даже впав в грех, мы не услаждаемся им, не машем от отчаяния рукой, думая, что все пропало, а вновь и вновь встаем и идем к Господу, — Он принимает эту нашу борьбу. Принимает нас — как израненных, но воинов, которые воюют за Царствие Божие с духами злобы поднебесной.
А человек сражающийся в любом случае не сможет остаться без ран, непременно будет уязвлен, но если раз за разом он будет всё равно подниматься и идти, то в конечном итоге окажется победителем.
Епископ Иона (Черепанов) | 26 февраля 2017 г.
источник: ПравМир