Несколько лет вместе с другими православными волонтерами я помогала одиноким старикам. Сегодня мне даже трудно сказать, кто получил от этого больше пользы — я или те бабушки и дедушки, чьи последние дни на этой земле я пыталась по мере сил сделать спокойнее и легче.

Могу с уверенностью сказать, что моя иерархия жизненных ценностей после общения с умирающими стариками коренным образом изменилась. Многое из того, что казалось в жизни главным, отошло на второй и третий план. Потому что практически все бабушки и дедушки, с которыми мне доводилось общаться, в один голос жалуются  на то, что:

1. Они родили слишком мало детей.

Сегодня нам страшно сознавать, что основным способом «планирования семьи» в советское время были аборты, и есть немало сегодняшних бабушек, которые шли на это называемое разными эвфемизмами детоубийство десять, двадцать и более раз.

«Доченька, где это плачет ребенок? Я все время слышу плач младенца», — постоянно жаловалась мне одна лежачая бабушка. Она не верила мне, когда я отвечала, что никакого ребенка поблизости нет. Слышать детский крик было для старой женщины настолько невыносимо, что однажды, оставшись в одиночестве, она дотянулась до оставленных кем-то на тумбочке ножниц и перерезала себе на обеих руках вены. Утром бабушку нашли в изрядно пропитавшейся кровью постели и успели спасти. К счастью, ножницы оказались тупыми, но какая нужна была воля к смерти, чтобы этим варварским инструментом растерзать себе запястья!

«Доченька, я делала аборты. Много абортов, восемь. Я не хочу жить. Мне нет прощения», — плакала бабушка.

После попытки самоубийства она пожелала исповедоваться. Пришел молодой иеромонах, выслушал бабушку без единой эмоции, прочитал разрешительную молитву… Наверное, ей как раз такой священник и был нужен — без лишних слов, «аз же точию свидетель есмь». Затем бабушку соборовали, и впервые за много лет она заснула спокойно, в запахах ладана и нерафинированного подсолнечного масла.

После исповеди и соборования голоса младенцев она больше не слышала.

Подобных историй о раскаянии в грехах детоубийства перед смертью я могу рассказать множество, но о нерожденных детях жалеют не только те, кто делал аборты. Жалеют и те, кто не зачинал детей, предохряняясь каким-то иным, неабортивным способом.

«Знаете, Анечка, я сейчас так жалею, что мы тогда не родили дочке братика или сестричку. Жили мы в коммуналке, впятером в одной комнате с моими родителями. И я думала — ну куда еще одного ребенка, куда? И эта спит в углу на сундучке, потому что даже кроватку поставить негде. А потом мужу по служебной линии выделили квартиру. А потом — другую, побольше. Но возраст был уже не тот, чтобы рожать».

«Сейчас думаю: ну вот почему я не родила даже пятерых? Ведь все было: муж хороший, надежный, добытчик, «каменная стена». Работа была, детский сад, школа, кружки… Всех бы вырастили, подняли на ноги, в жизни устроили. А мы просто жили как все: у всех ребенок один, и у нас пусть будет один».

«Видела, как мой муж нянчится со щенком, и подумала — а ведь это в нем нерастраченные отцовские чувства. Его любви на десятерых бы хватило, а я ему родила только одного…»

2. Они слишком много работали.

Второй пункт часто связан с первым — многие бабушки вспоминают, что в молодости делали аборты из опасения потерять работу, квалификацию, стаж. В старости, оглядывая прожитую жизнь, они просто ума не могут приложить, зачем за эту работу держались — часто неквалифицированную, непрестижную, скучную, тяжелую, низкооплачиваемую.

«Работала я кладовщицей. Все время на нервах — вдруг недостачу обнаружат, на меня запишут, тогда — суд, тюрьма. А сейчас подумаю: и зачем работала? У мужа-то хороший оклад был. А просто все работали, и я тоже».

«Тридцать лет я проработала в химической лаборатории. Уже к пятидесяти годам никакого здоровья не осталось — потеряла зубы, желудок больной, гинекология. И зачем, спрашивается? Сегодня моя пенсия — три тысячи рублей, даже на лекарства не хватит».

Кстати, имея богатый опыт общения со стариками, я категорически не верю в тот стереотип, будто все люди «старой закалки» у нас очень любят Сталина и молятся на его портреты. Как раз те, кому довелось при Сталине жить и работать, ненавидят его как основоположника человеконенавистнической, давящей и жестокой рабочей системы.

«Иосиф Виссарионович сам был «сова» и работать начинал около полудня. Из-за этой его привычки под вождя вынуждена была подстраиваться вся страна. Я приезжал в министерство к десяти утра, во второй половине дня мы получали ЦУ из Кремля и начинали работать с документами. Домой я возвращался часа в два ночи, семьи своей не видел вообще, дети росли без меня. Да будь он проклят, этот Сталин!» — рассказывал фронтовик, прошедший всю войну. Никаких «это Сталин принес нам Великую Победу» мне не довелось слышать от него ни разу.

3. Они слишком мало путешествовали.

В числе лучших своих воспоминаний большинство пожилых людей называет путешествия, походы, поездки.

«Помню, как мы еще студентками поехали на Байкал. Какая же там неземная красота!»

«Мы на целый месяц отправились в круиз на теплоходе по Волге до Астрахани. Какое же это было счастье! Мы были на экскурсиях в разных исторических городах, загорали, купались. Посмотрите, я до сих пор храню фотографии!»

«Помню, как мы приехали к друзьям в Грузию. Каким же мясом нас угощали грузины! У них было совсем не такое мясо, как у нас, из магазина, замороженное. Это было парное мясо! А еще нас угощали домашним вином, хачапури, фруктами из своего сада».

«На выходные мы решили поехать в Ленинград. У нас тогда машина была еще двадцать первая «Волга». Семь часов за рулем. Утром сели завтракать в Петродворце на берегу Финского залива. А потом заработали фонтаны!»

«В Советском Союзе ведь были дешевые авиабилеты. Почему я тогда не съездила на Дальний Восток, на Сахалин, на Камчатку? Теперь уже никогда эти края не увижу».

 4. Они покупали слишком много ненужных вещей.

«Видишь, дочка, ковер на стене висит? Тридцать лет назад за ним записывались в очередь. Когда ковры давали, муж был в командировке, я одна его на своем горбу тащила с Ленинского проспекта на «Три вокзала», а потом на электричке в Пушкино. И кому сегодня этот ковер нужен? Разве что бомжам вместо подстилки».

«Видите, у нас в буфете стоит немецкий фарфоровый сервиз на двенадцать персон. А мы даже никогда в жизни из него не ели-не пили. О! Давайте возьмем оттуда по чашке с блюдцем и выпьем из них чаю, наконец. И для варенья розетки выберите самые красивые».

«Мы с ума сходили по этом вещам, покупали, доставали, старались… А ведь они даже не делают жизнь комфортнее — наоборот, они мешают. Ну зачем мы купили эту полированную «стенку»? Все детство детям испортили — «не трожь», «не поцарапай». А лучше бы стоял тут самый простой шкаф, из досок сколоченный, зато детям можно было бы играть, рисовать, лазать!»

«Купила на всю зарплату финские сапоги. Мы потом целый месяц питались одной картошкой, которую бабушка из деревни привезла. И зачем? Разве кто-то когда-то стал меня больше уважать, лучше ко мне относиться из-за того, что у меня сапоги финские, а у других — нет?»

 5. Они слишком мало общались с друзьями, детьми, родителями.

«Как бы я хотела сейчас увидеть свою мамочку, поцеловать ее, поговорить с ней! А мамы уже двадцать лет нет с нами. Я знаю, что когда не будет меня, моя дочка будет точно так же тосковать, ей будет точно так же меня не хватать. Но как ей это объяснить сейчас? Она так редко приезжает!»

«Мой лучший друг с юности — Василий Петрович Морозов — живет в двух станциях метро от нас. Но вот уже несколько лет мы говорим только по телефону. Для двух стариков-инвалидов даже две станции метро — непреодолимое расстояние. А какие у нас раньше были праздники! Жены пекли пироги, за столом собиралось по тридцать человек. Песни всегда пели наши любимые. Чаще надо было встречаться, не только по праздникам!»

«Родила я Сашеньку и в два месяца отдала в ясли. Потом — детский сад, школа с продленкой… Летом — пионерский лагерь. Однажды вечером прихожу домой и понимаю — там живет чужой, совершенно мне не знакомый пятнадцатилетний человек».

6. Они слишком мало учились.

«Ну почему я не стала поступать в институт, ограничилась только техникумом? Ведь могла бы запросто получить высшее образование. А все говорили: куда тебе, уже двадцать пять лет, давай, работай, завязывай со школярством».

«И что мне помешало выучить немецкий язык хорошо? Ведь сколько лет прожила в Германии с мужем-военным, а помню только «auf Wiedersehen».

«Как мало я читала книг! Все дела да дела. Видите, какая у нас огромная библиотека, а большинство этих книг я даже никогда не открывала. Не знаю, что там, под обложками».

 7. Они не интересовались духовными вопросами и не искали веру.

«Как жаль, что в атеистическое время нас ничему не учили, мы ничего не знали», — это любимый ответ современных пожилых людей на самые разные вопросы духовной жизни. Те, кто обрел веру на склоне лет, часто жалеют, что не смогли или не захотели прийти в Церковь раньше.

«Я даже ни одной молитвы не знала. Сейчас молюсь по мере сил. Хотя бы самыми простыми словами: «Господи, помилуй!» Молитва — это такая радость».

«Знаете, я всю жизнь верующих людей как-то побаивалась. Особенно всегда боялась, что они тайком от меня научат своей вере моих детей, расскажут им, что Бог есть. Дети-то у меня крещеные, но о Боге я с ними не говорила никогда — сами понимаете, тогда всякое могло быть. А теперь понимаю — у верующих была жизнь, у них было что-то важное, что для меня тогда прошло мимо».

«В советское время в газетах писали об НЛО, «снежном человеке», Бермудском треугольнике, филиппинских целителях, а вот о православной вере — никогда. Только изредка, и то — плохое: о священниках, о монастырях. Сколько же мы из-за этого набили шишек, верили в гороскопы, в экстрасенсов».

Мы считаем себя православными, воцерковленными, прошедшими неофитские искушения и устоявшимися во взглядах. Но, беседуя со стариками, понимаешь, что вера — эта такая область, в которой чем больше пребываешь, тем больше у тебя появляется вопросов и тем больше требуется сил, чтобы находить на них ответы. Так будем лучше тратить силы на поиски этих ответов, чем на бесполезные вещи, отвлекающие нас от Главного.

А еще я купила билеты на поезд. В Саранск. Быть может, в столице Мордовии и нет ничего особенного. Но когда еще я там побываю?

Анна Аникина

Источник: портал «МАТРОНЫ»