«Блажен, кто возьмет и разобьет младенцев твоих о камень!» — поет хор слова 136-го псалма на воскресной всенощной в течение нескольких недель перед Великим постом. Медленно и печально, а местами даже грозно звучат эти слова в православных храмах. Мы привыкли к ним настолько, что их страшное содержание уже мало кого шокирует.

Как тонко подметил К.-С. Льюис, «когда мы читаем некоторые псалмы, ненависть пышет нам в лицо, словно жар из печи. Иногда эта ненависть не пугает, но лишь потому, что смешна современному разуму».

Наверное, проще всего было бы вовсе не обращать внимания на эти страшные слова, отбросить их. Но, увы, такие стихи не являются чем-то чужеродным в псалмах и у пророков. Напротив, они вполне органично сочетаются с другими, поистине дивными строками этих же песнопений. Псалмы буквально пронизывают все богослужение Церкви в виде ссылок, намеков, образов. Пропустить их мимо ушей попросту невозможно. Поэтому перед человеком, впервые или совсем недавно пришедшим в храм, неизбежно возникает вопрос: почему же в Церкви, которая проповедует о Боге-Любви, о Христе, Который велел любить даже своих врагов и молился за тех, кто Его распинал, звучат прямо противоположные слова?

Например, на шестопсалмии молящийся в храме услышит такую просьбу псалмопевца, обращенную к Богу: по милости Твоей истреби врагов моих и погуби всех, угнетающих душу мою, ибо я Твой раб (Пс 142:12). Или в богослужении Первого часа: с раннего утра буду истреблять всех нечестивцев земли (Пс 100:8). А Великим постом гораздо чаще обычного будут слышны и такие пожелания Псалмопевца: да будут дни его кратки, и достоинство его да возьмет другой; дети его да будут сиротами, и жена его — вдовою; да скитаются дети его и нищенствуют, и просят хлеба из развалин своих… да не будет сострадающего ему, да не будет милующего сирот его (Пс 108:8–12). Примеры богослужебных текстов подобного рода можно приводить довольно долго.

Означает ли все это, что у Бога есть враги, которых Он ненавидит? А если нет, то почему же эти слова звучат в православном храме?
Пусть ярость благородная… Но всё же…
Обычно, вместо внятного объяснения — почему Церковь приняла эти тексты в свой богослужебный обиход, человеку долго и подробно пересказывается исторический контекст, в котором писались ветхозаветные книги. Мол, время было трудное, окружающая среда не способствовала… и так далее. Конечно, тому, кто знаком с кодексом Хаммурапи, закон Моисея покажется мягким и гуманным. И зная, что в жертву финикийским богам ежегодно приносились сотни детей, современным людям легче понять поступок пророка Илии, убившего четыреста пророков Ваала. А уж на фоне языческих правителей той эпохи — любой израильский царь, даже самый нечестивый, будет выглядеть чем-то вроде деда Мороза. И все же… Жестокость не перестает быть жестокостью даже на фоне совсем уж откровенного зверства.

Ничего не объяснит неофиту и тот факт, что апостолы и первые христиане были евреями, для которых псалмы были главнейшим содержанием ветхозаветного богослужения. Да, они и после своего обращения в христианство ходили молиться в иудейский храм. Да, ветхозаветная молитва была для них органичной частью традиции, в которой они выросли, но ведь с тех пор прошло уже две тысячи лет. Неужели же за такой долгий срок у Церкви не нашлось слов, которыми она могла бы выражать свои чувства в молитве как-нибудь более мягко?

Ведь уже во II веке, после смерти апостолов, Церковь в большинстве своем состояла из эллинов. Евреи-христиане продолжали жить небольшими общинами, замкнутыми и обособленными. В этих общинах соблюдалась суббота, они сохранили первоначальное название христиан — «ноцрим», то есть «назаряне», в память об Иисусе из Назарета. Называли их и эвионитами, то есть бедняками. У них были свои епископы, свои храмы. В середине II века Иустин Мученик писал, что он знает таких людей, которые соблюдают Закон и живут по-христиански. Но уже тогда это были именно отдельные общины. В основном же Церковь наполнилась людьми иной, небиблейской традиции, воспитанными на Платоне, Аристотеле, Цицероне и Вергилии.

Так, может быть, те древние христиане как-то по другому воспринимали тексты псалмов? И то, что в Ветхом Завете нас шокирует, было для них вполне приемлемо?

История древней Церкви говорит как раз обратное. Множество ересей* появилось в тот период как раз из-за того, что люди не могли принять Ветхий Завет, считая жестокость и насилие, описанные в ветхозаветных книгах, действием злого начала — сил тьмы и материи, противопоставляя его новозаветному откровению сил света и духа. Люди охотно шли к еретикам, потому что в этом противоборстве сил тьмы и света видели простой и понятный ответ на «проклятый» вопрос о происхождении зла и страдания в мире. Блаженный Августин провел в подобной секте около девяти лет. Позже он вспоминал, в своей «Исповеди», что буквальное прочтение ветхозаветных текстов его «убивало». Они казались ему «проповедью извращенности». Августину глубоко претило обилие жестокости, несправедливости и насилия в Ветхом Завете, и лишь встреча с Амвросием Медиоланским дала ответы на терзавшие его вопросы и помогла окончательно порвать с манихеями**.

И все же в предисловии к Псалтири мы встречаем замечательные слова о ней того же блаженного Августина, которые, казалось бы, никак не вытекают из буквального текста самих псалмов: «пение псалмов души украшает, ангелов на помощь призывает, демонов прогоняет… Прибавляет веру, надежду, любовь… диавола постыжает, Бога показует… гнев прогоняет, всякую ярость утишает, и гнев сокрушает, это непрестанная хвала Богу…» Так в чем же дело? Почему же высказывания одного и того же святого человека по одному и тому же предмету могут быть столь различны между собой?

В действительности все не так, как на самом деле

В своей «Исповеди» Блаженный Августин так описывает поучения святителя Амвросия: «Я радовался также, что мне предлагалось читать книги Ветхого Завета другими глазами, чем раньше, книги эти ведь казались мне нелепыми, и я изобличал мнимые мысли святых Твоих, мысливших на самом деле вовсе не так. Я с удовольствием слушал, как Амвросий часто повторял в своих проповедях к народу, усердно рекомендуя как правило: “Буква убивает, а дух животворит”. Когда, снимая таинственный покров, он объяснял в духовном смысле те места, которые, будучи поняты буквально, казались мне проповедью извращенности, то в его словах ничто не оскорбляло меня, хотя мне еще было неизвестно, справедливы ли эти слова». Казалось бы — вот ответ на все недоумения! И действительно, этот аргумент чаще всего можно услышать в ответ на вопрос, почему в христианском храме слышатся слова о ненависти и вражде. Аллегорическое, духовное объяснение Псалтири звучит куда убедительнее, чем описание жестоких реалий эпохи, в которую были написаны псалмы. Можно назвать множество христианских авторов, начиная с Оригена и кончая святителем Феофаном Затворником, толковавших Псалтирь в том «животворящем ключе», о котором пишет Блаженный Августин. И, конечно же, такое святоотеческое толкование необходимо для правильного понимания любого священного текста.

Но, к сожалению, сегодня вся эта блестящая аргументация «от отцов» подчас разбивается об один момент культурно-психологического характера. Дело в том, что у современного человека нет ни навыка, ни вкуса в отношении к подобной экзегетике. Более того, сегодняшний читатель подчас испытывает даже какую-то подспудную неприязнь к аллегорическому прочтению Писания. Слова «толкование» и «ложь» для него если и не синонимы, то находятся где-то по соседству в одном понятийном ряду и вызывают ассоциации с лукавым юридическим крючкотворством, только развернутым в иной плоскости. «Закон что дышло…», «попы что хочешь могут истолковать, как им надо…» — эти рассуждения часто можно встретить у современного обывателя на православных форумах в интернете. Такому человеку можно сколь угодно долго объяснять Писание «от отцов», но это его мало впечатлит. В эпоху информационных технологий даже мало-мальски грамотные люди хорошо усвоили, что при желании из любого текста можно вывести какой угодно смысл. Поэтому любое упоминание об иносказательных смыслах нередко воспринимается с рефлекторным недоверием.

Увы, в таком предвзятом отношении есть и своя доля правды. И прежде чем предлагать иносказательное толкование, необходимо сначала объяснить: в чем ценность данного текста самого по себе и зачем его вообще нужно толковать? Почему, несмотря на такие трудные и шероховатые для нашего понимания места, Церковь все же ввела его в свое богослужение?

Великий духовный закон бытия

Рассуждая о псалмах, каждый из нас может справедливо спросить: «А при чем здесь вообще я и моя молитва? Как современный человек может сравнивать себя с тем же царем Давидом или Соломоном?» Те в своих страстях и желаниях действительно могли развернуться по-царски. Нынешний же читатель Псалтири тихо и мирно живет в своей двухкомнатной квартире, войной идти ни на кого не хочет, озабочен одной лишь мыслью, у кого занять денег и с чего их потом отдавать. И даже жену у ближнего уводить не собирается — со своей бы хоть как-нибудь разобраться… Большинство людей благополучно избегают искушения богатством, властью, необычайными талантами и сверхъестественными способностями. Дом, работа, нехитрые развлечения, отпуск, поездка к морю, в лучшем случае за границу; затем опять — дом, работа. И так всю жизнь.

Но есть один духовный закон, который действует в каждом из нас независимо от нашего положения в обществе. Этот закон очень точно сформулировал преподобный Марк Подвижник. Отвечая на вопрос учеников, откуда берутся многоразличные скорби, преподобный Марк говорит: «Причина всякого скорбного случая — помыслы каждого. Я мог бы указать как на причину — на слова и дела, но они не рождаются прежде помыслов, а потому помыслам приписываю все. Предшествует помысл; потом через слова и дела образуется общение человека с человеком». Иными словами, все, что случается с человеком в его жизни, строго обусловлено теми процессами, которые происходят в его душе. То, что происходит в его мысленной сфере, определяет всю его внешнюю жизнь, его слова, поступки и их следствия. Если же высказать это еще проще, то внутри себя, в своих помыслах проживает человек всю свою жизнь.

И главная ценность Псалтири в христианской традиции заключается именно в том, что она является точной, полной и объемной картиной человеческой души. По слову святого Афанасия Великого, «в этой книге измерены и описаны словом вся жизнь человеческая — и душевные расположения, и движения помыслов, и сверх изображенного в ней ничего более не отыщется в человеке».

Богатство и бедность, слава и неизвестность, власть и безвластие ничего не меняют в этой картине. Ведь у каждого человека есть свое личное царство, где Бог призвал его быть царем и военачальником одновременно. Это царство — мир наших мыслей и внутренних мотиваций, наше сердце. Именно здесь мы просто обязаны осуществлять свою власть над страстями, именно на этом поле должны воевать с духами злобы.

Кто виноват?

Псалмы не просто молитва: в них, словно в зеркале, открывается перед человеком его собственный внутренний мир — от высот богоподобия до глубин грехопадения. Но опыт переживания, обнаруженного в этом зеркале, может быть очень разный. Кто-то ужаснется тому, что он там увидит, и будет в покаянной молитве просить, чтобы Господь исцелил те темные стороны его души, которые открылись ему в псалмах. А кто-то, возможно, отреагирует так же как персонаж известной басни Крылова «Зеркало и Обезьяна»:

Что это там за рожа?

Какие у нее ужимки и прыжки!

Я удавилась бы с тоски,

Когда бы на нее хоть чуть была похожа.

«Не может быть, это не я!» — такой крик больной души знаком каждому христианину. Это естественная реакция на грех, на зло в самом себе. Но что делать дальше: «кумушек считать трудиться» или «на себя оборотиться», — вопрос непростой, особенно для человека, еще не укоренившегося в церковной традиции. Кого-то слова о мести, услышанные в православном храме, возмутят, а кто-то, возможно, найдет в них оправдание своему немирному духовному устроению. Ведь нам так порой хочется припечатать всех, кого мы считаем «врагами истины и всего человечества», начиная от сильных мира сего и кончая ведущим очередной пошлой телепередачи с его нападками на Церковь. Был бы гнев праведный, а враги найдутся, не свои — так Божии.

Но это — кардинально неверный взгляд. Преподобный Кассиан Римлянин прямо называет его непотребнейшим толкованием Писания: «Некоторые, усиливаясь извинить эту пагубную болезнь души, покушаются умалить ее [непотребность] при помощи непотребнейшего толкования Писаний, говоря: не беда, если гневаемся на братий погрешающих, так как и Сам Бог воспламеняется гневом и яростью против тех, которые или не хотят знать Его, или, зная, не чтут как должно, как, например: и воспылал гнев Господа на народ Его (Пс 105:40), или как в другом месте, где пророк молится, говоря: Господи! не в ярости Твоей обличай меня и не во гневе Твоем наказывай меня (Пс 6:2). И не разумеют они, что вместе с тем, как чрез это дают людям свободу действовать по сей страсти на пагубу себе, еще и Богу беспредельному, Источнику всякой чистоты, нечестиво приписывают нечистую плотскую страсть».

Поэтому любая попытка читать псалмы «на вехозаветный манер», обращая свой гнев вовне, на людей, какими бы они ни были, — это уход от Евангелия назад, в мир ветхозаветных отношений. Неслучайно после каждой кафизмы во время домашнего чтения Псалтири есть особые молитвы, дающие душе правильный настрой, при котором только и возможно воспринимать «псалмы проклятия» без вреда для себя. В этих молитвах есть прошения об исцелении души, об исправлении жизни, о прощении грехов читающего. Но нет там ни одной просьбы наказать и покарать каких-либо людей, будь то личные враги молящегося или люди, ненавидящие Бога. И если в этих молитвах встречаются выражения, взятые из Псалтири, вроде: обнажи меч, и прегради путь преследующим меня (Пс 34:3), то направлены они исключительно против демонов, что очевидно из контекста этих молитв.

Щит Персея

Известный миф о Персее рассказывает о том, как этот герой сражался с чудовищем, взгляд которого обращал все живое в камень. Поэтому Персей бился с Медузой, глядя на ее отражение в полированном щите. Медь щита гасила смертоносную силу взгляда Горгоны, и герой смог ее победить. Комментарием к этому античному сюжету могли бы послужить слова Ницше: «Кто сражается с чудовищами, тому следует остерегаться, чтобы самому при этом не стать чудовищем».

Заглянуть в свою душу бывает очень неприятно. Страшно осознавать, что зло, которое ты видишь вокруг, и зло в твоем сердце рождаются из одного источника. Но у каждого христианина, как у Персея, есть щит, при помощи которого он безопасно для себя может смотреть на зло и несправедливость во всем мире и в самом себе. Этот щит — Евангелие, рассказывающее о Воплотившемся Боге, ответившем на все зло мира самоотверженной Любовью и Крестной смертью за этот мир. Христос на все времена оставил Своим ученикам одну только молитву, которой христиане призваны молиться о своих врагах всех мастей и разновидностей.

Конечно, псалмы помогают нам почувствовать горе человека, потерявшего близких, понять того, чье страдание неизмеримо больше нашего. Они помогают плакать с теми, у кого уже не осталось сил даже для проклятий своим обидчикам и небесам. Но все же никакое горе, никакая боль уже никогда не смогут стереть из сердца христиан эти удивительные слова Христа, которые особенно сильно звучат в храме на утрене Страстной Пятницы перед Крестом: Отче! прости им, ибо они не знают, что делают (Лк 23:34).

*Ереси — богословские мнения, признанные церковной полнотой ложными. — Ред.

**Манихейство — дуалистическое гностическое религиозно-философское учение. В чистом виде существовало с III по Х век. Манихейство признает два равноправных самостоятельных первоначала всего — злое и доброе. — Ред. 24 ноября 2015

Автор:

• АРХИПОВ Сергий, протоиерей

Журнал: № 3 (83) март 2010